– Не сестра, зато подруга, – отвечает Джаред.

– Ну-ну! Еще скажи, что я твой друг!

– Слушай… Черт, Майк…

– А я-то думал, папа у тебя нормальный!..

– Он и есть нормальный. Уверен, есть какое-то объяснение…

– Не хочу я никаких объяснений! Пусть проиграет выборы, как и положено неудачнику!

Джаред мрачнеет.

– Слушай, полегче.

– Не то что? Что ты мне сделаешь?!

Нейтан стоит в сторонке и все еще морщится от головной боли.

– Ребят, давайте спокойно все обсудим…

– Заткни пасть! – ору на него я. – Все было хорошо, пока ты не приперся!

– Господи, Майк, – говорит Джаред. – Ты из-за него так злишься? Я ведь знал, что тебе нельзя ничего рассказывать! Знал, что ты будешь ревновать!

– Ревновать? – переспрашивает Нейтан.

Джаред его даже не слышит.

– Присосался ко мне, как долбаный клещ! Лезешь во все мои дела! Мне и вздохнуть нельзя без твоего ведома!

– Потому что ты мне ничего не рассказываешь! Никогда! Как будто тебе нравится держать меня в неизвестности, как будто ты от этого кайфуешь!

И тут он говорит…

В общем, такое говорит:

– Может, если бы ты был мне настоящим другом, а не бездонным колодцем потребностей, ты бы первым узнал про Нейтана. Не задумывался об этом?

Мне даже нечего ему ответить. Я просто стою.

И стою.

Джаред спохватывается:

– Майк, я…

– Просто скажи отцу, чтобы убрал с сайта эту дрянь, – выдавливаю я, глядя в землю.

– Майк, я не то хотел…

– Скажи отцу.

– Скажу.

Я забираюсь в свою машину. Они смотрят, как я уезжаю.

– Да мне по барабану, честное слово! – говорит Мэл.

Мы сидим на ее кровати.

– Точно?

– Это же политика. – Сестра откидывается на подушку и хмурит брови. – А политика – это грязь. Невозможно пройти мимо и не замараться. – Она пожимает плечами. – Забей, через неделю все уляжется.

– Мама чуть с ума не сошла, – говорю я. – Уже натравила на эту тетку своих адвокатов. Говорит, на тех снимках она загримирована.

– Им нужна мама, а не я. Так что это ее проблема. Она и сама так думает. Сказала, что все уже под контролем. – Мэл обхватывает руками колени. – Единственное, я очень расстроилась… из-за мистера Шурина.

– Вот-вот!

– Может, даже хорошим людям иногда надоедает проигрывать.

От этих слов у меня сердце сжимается. «Пусть проиграет, как и положено неудачнику» – так я сказал Джареду. Про его родного отца.

Ну и что? Он первым напал на мою сестру.

Джаред прямо как почувствовал, что мы о нем думаем: наши телефоны одновременно вибрируют. От Джареда пришло такое сообщение: «Он все уберет. Сегодня же. Говорит, советники плешь ему проели с этой историей, вот он и согласился. Но ему очень стыдно. Он снимает свою кандидатуру. Простите. Я ничего не знал».

– Ого… – выдыхает Мэл.

– Только Синтия на этом не успокоится, все равно пойдет в суд, – говорю я. – Ущерб причинен. Об этой истории уже по всему Интернету растрепали.

– О решении мистера Шурина тоже. – Она показывает мне мобильник. «Кандидат в конгресс снимает кандидатуру с выборов из-за своих нападок на дочь оппонента».

– Правда, пока об этом пишут только на дружественных сайтах. Но скоро и остальные подключатся.

Мэл вздыхает и начинает печатать ответ.

– Что ты делаешь?

– Пишу Джареду. На него-то я не обижаюсь. Наверное, он и уговорил папу сняться с выборов.

Я молчу. Громко и многозначительно.

– Он не хотел причинять тебе боль, – говорит Мэл, поднимая взгляд на меня. – Ты ведь это понимаешь?

Я поглаживаю пальцами ее покрывало.

– Ты важнее. И тут все гораздо серьезней, чем с моими дурацкими закидонами.

– Стоп. Вот она – жалость. Ее-то мне и не надо.

Телефон Мэл опять вибрирует. Нет, на сей раз сообщение не от Джареда.

– Смена у Стива начнется только в полночь, – говорит она, поднимаясь. – Хочу с ним встретиться. Получить порцию юмора и обнимашек.

Я встаю и обнимаю сестру на прощанье.

– Убью любого, кто попытается тебя обидеть.

– Сначала это сделаю я.

После ее ухода я беру в руки мобильник и набираю номер.

– Можешь прийти? – спрашиваю я.

– Скоро буду, – отвечает Хенна.

Мы сидим на краю моей кровати в удивительно приятной тишине.

– Значит, у тебя не все нормально, – наконец говорит она.

– Не-а. Я наговорил гадостей Джареду. А он наговорил гадостей мне.

– Очень гадких гадостей?

– Таких гадостей, на которых дружба обычно заканчивается.

– Да брось, не может такого быть! – восклицает Хенна. – Я абсолютно уверена…

– Не жалей меня, – едва не ору я. – Господи, да почему же все так…

Я умолкаю, потому что в глазах уже стоят слезы. Опять. Бред какой-то.

– А вот тут ты не прав. – Хенна кладет палец на мой подбородок и разворачивает к себе мое лицо. Получается забавно. Мы оба улыбаемся, но моя улыбка быстро меркнет. – Ты путаешь жалость с заботой, – говорит она. – Мы все за тебя волнуемся.

– Это одно и то же.

– Неправда! За Мэл мы тоже волнуемся, а ты волнуешься за меня, и твоя сестра тоже. Это называется забота, Майк. На кого еще мы можем положиться, если не друг на друга? Вот это, например, точно не жалость.

Она меня целует. Я так удивлен, что почти не целую ее в ответ.

– Я никого не целую из жалости. Я вообще ничего не делаю из жалости. Жалость оскорбляет. Она подразумевает, что ты чем-то лучше человека, которого жалеешь.

– Похоже на слова твоего отца.

– Это и есть его слова, но тут он прав. Он считает, что доброта гораздо лучше. Доброта – это вообще самая важная штука на свете. Жалость – это оскорбление, а доброта – чудо.

– То есть ты целуешь меня по доброте душевной?

– Нет. – Хенна хмурит брови. – Я тебя целую, потому что всегда хотела, Майк. А ты мне не позволял.

– Я не позволял?!

– Мы друг для друга – сплошной вопрос, правда? Вопрос без ответа.

– Не понял…

Но Хенна уже снова меня целует.